Михаил Гвор - Улыбка Бога [СИ]

— Да? Кто женится? И причем здесь шнапс?

— Моя правнучка решила делать себе семью! И не надо иметь таких круглых глаз, если вспомнить темперамент ее прабабушки, то в этом нет ничего удивительного! Только ради Долорес стоило устанавливать Советскую власть в Бразилии. Она и сейчас даст любой молодухе немного форы.

— Не сомневаюсь, домулло, не сомневаюсь, — Шамси неумело спрятал улыбку в жиденькой бородке, — особенно, если вспомнить, как лихо эта мулаточка окрутила одного свободолюбивого одессита…

— Но-но! — возмутился Любецкий. — Таки это совсем еще неизвестно, кто кого и как окрутил! В любом случае наши дети — чистокровные одесситы, а не какие-нибудь националы!

— Ты не ответил, причем здесь шнапс, уважаемый? — еще раз усмехнулся Шамси, — и, если я за семьдесят лет составил о тебе правильное мнение, в ответе кроется самый цимес.

— Куда катится мир, — раздался густой низкий голос, — если почтенный домулло заговорил, как самый настоящий одессит!

Огромный йети не решился присесть на дастархан и устроился рядом. Его появление вызвало некоторое оживление в чайхане. Впрочем, не слишком большое, местные давно привыкли к мохнатым великанам, а альпинисты оказались хорошо воспитаны, хотя взгляды и выдавали их интерес.

— Ты не поверишь, уважаемый, насколько заразен говор этого шлемазла, — проговорил Шамси, — Аллах создал одесский язык, чтобы смущать правоверных атеистов. А некто Грым не допустил захвата Одессы немцами и всякими румынами, а, соответственно, и смерти этого языка. Но мы опять отвлекаемся. Яша-джан приглашал меня до свадьбы своей правнучки, но скрывает самое интересное.

— Таки не тебя, а всех! И шобы я так жил, как на нее съедутся уважаемые Грым Иванович и Светлана Ргыховна! — теперь уже Яшка пытался спародировать таджика, правда, не слишком успешно.

— И за кого выходит Виолетта? — поинтересовался йети. — Твой сын притащил из Китая уйгурку, а его дочка умудрилась найти чистокровного гурона. И, насколько я помню, украла его в прямом смысле слова. Унесла, чуть ли не из племенного вигмама. Если следовать семейным традициям…

— Таки шо Ви о мене думаете! — возмутился Любецкий. — Гуроны уже давно не имеют племен. Внучка крала себе мужа от родителей! И скажите мне, где в Москве можно найти экзотику?! Разве что в Лумумбарии, и то вряд ли там имеется шо-то интересное! Девочка выходит замуж за самого обыкновенного Леню Зоммерфельда! — он полюбовался оторопевшими физиономиями друзей и закончил. — А шо? Мальчику уже тридцать пять лет, таки ему немножко пора замуж.

— Ну ни хрена себе! — выдавил Грым. — Вот уж точно, «к слову за шнапс»! Или за спирт?

— Таки не знаю, обрадую я вас или огорчу, но Леня не прикасается к спиртному с той самой «Груши». Бедной девочке приходится ходить до клубов с абсолютно трезвым кавалером!

— Или Аллах, или Грым вразумил несчастного, — улыбнулся Шамси. — Но зато ты, Яша-джан, можешь быть спокоен, что твой правнучатый зять никого не убьет, если хулиганы пристанут к его девушке.

Яшка закатил глаза под потолок.

— Шамси, ти делаешь мене смешно и больно! Ну подумай сам, разве Виолетте кто-то нужен, если до нее придут брать на гоп-стоп? Впрочем, это не имеет-таки ни малейшего значения… Таки шо мне сказать девочке?

Грым глянул на таджика. Тот с улыбкой кивнул.

— Куды ж мы денемся. И Светку убедю. Или убежду? Короче, найдет время оторваться от своей политики.

— Только имейте себе в виду, шо Леня не имеет таких знаний, с кем он связался. Девочка хочет иметь до него таких сюрпризов! — Любецкий дождался, когда утихнет хохот собеседников, хитро прищурился и ехидно спросил, — Грым, таки я давно имею интерес: Звин Ргыховна порядочная йети из очень приличной семьи. И спрашивается, как она делает политику?

Как-как, — опять расхохотался Грым. — Как в сорок первом! Огнетушителем!

Тропа серой змейкой вилась между камнями, взбиралась по крутым склонам, сбегала обратно к подножию, выскакивала к берегам говорливой горной речки, терялась в траве слегка заболоченных полянок и снова возникала сразу за ними. Хорошая, утоптанная тропа. Дорога, по которой ежедневно проходят десятки ног. Обутых в ботинки, кроссовки, сандалии, а то и просто босых. Проходят летом. Зимой горы пустеют, хотя кое-кто остается, кроме горных баранов и ирбисов. Местные жители, например. И не только…

Сейчас лето, и горы полны людей. Альпинисты, туристы, просто отдыхающие. Каждый день кто-то идет наверх, в предвкушении, кто-то радостно спускается с победой. Или бредет с поражением. А бывает, и за помощью бежит. И тогда звучит сигнал тревоги, и спасотряд срывается с места.

Спасотряд — это мы. Те, кто умеет и может больше любого туриста или альпиниста. Кто способен прийти на помощь гораздо быстрее и оказать ее намного эффективнее, чем любой мастер спорта, посвятивший горам всю жизнь, или охотник, выросший в этих местах. Мы никогда не ходим с ними на восхождения и в походы. Нет желания устанавливать рекорды и покорять вершины. Не видим смысла участия в подобных мероприятиях. К чему? Развивать в других комплекс неполноценности? Они же не тычут в нос своими, недоступными нам умениями.

Только когда случается беда, когда на кону чья-то жизнь и становится не до сантиментов и рефлексий, на авансцену выходим мы. Те, кто быстрее, сильнее и ловчее мастеров и камээсов, туристов и альпинистов, пастухов и охотников. Любого человека. Потому что мы не люди. Шерсть заменяет палатку, спальник и теплую одежду. Наши ноги не скользят на льду и камнях, а спины легко выдерживают вес более ста килограмм. Вес человека вместе с акъей, одеждой и прочим грузом. Любой из нас способен утащить пострадавшего с самых сложных участков, не применяя специального снаряжения, хотя оно есть, и мы умеем им пользоваться.

Мы не люди. И не специально выведенная порода животных. Мы не сенбернары. Мы — йети. Те, что жили в этих местах много веков, не показываясь человеку, этому мерзкому, подлому существу, способному и любящему предавать и обманывать. Но времена меняются. И теперь мы опять дружим с людьми. Так уже было. Тогда они предали. Будем надеяться, на этот раз история не повторится. Не потому, что мы их спасаем. Мы и тогда занимались тем же самым. И не из-за того, что лично во мне живет такой же человек. Обычные йети не глупее меня. Как выяснилось, им нужен был только маленький толчок, чтобы разум проснулся. Этот толчок мы со Светой сделали еще на корабле винлитов. Даже сами не заметили, но алмасты Ргыха грузились в спасательный катер крейсера уже почти разумными.

Я очень надеюсь, что люди не предадут йети по той простой причине, что стали умнее. Терпимее. И человечней.

А пока мы спасаем. Потому что умеем это лучше всех. И потому, что большинство йети морально не готово уйти в большой мир. Все, наверное, не уйдут никогда. Кто-то же должен спасать. Кто, если не мы? Старый девиз лучших из людей. И наш тоже.

Сегодня нет тревог, и можно спокойно отдохнуть, поразмышлять, краем глаза наблюдая за происходящим. Обдумать новости, которые принес Яшка. Хитрый одессит приехал не один. Понятно, в девяносто с хвостиком летать за тридевять земель лучше с сопровождающим. Если ты не йети, конечно. Среди нас живы правнуки Ргыха, а прошла тысяча лет, даже больше. Любецкий «сел на хвоста» родственникам Кости.

Все эти годы я старался держаться подальше от семьи моего «двойника». Чтобы не смущать, не сбивать с толку, да и, что таить от себя, не рвать сердце. Себе. Слишком уж совпадала Костина семья с моей. Из той реальности. И сейчас не стал встречаться. Пусть обижаются. Они со мной незнакомы, и не надо…

По тропе бежит девочка. Маленькая, года три. А где родители? Одну оставили? Нет, конечно, вон прется отец, согнувшись под огромным рюкзаком, нахлобучив на голову панаму с такими широкими полями, что совершенно не видно лица. Ребенок просто убежал от перегруженного папы. Придется мне присмотреть. Такая наша работа. Да и не сложно это. Гораздо легче и приятней, чем из-за одного неосторожного шага вылавливать из ручья маленький трупик километром ниже.

Девочка бежит вверх, словно не замечая подъема, выскакивает на ровную зеленую лужайку, подбегает к ручью и, присев на корточки, опускает крохотные ладошки в воду. Подхожу ближе, опасное положение, хочется успеть с гарантией, если вдруг поскользнется. В этот момент ребенок сдвигает на затылок панамку, открывая лицо. Сердце пропускает удар. Даже два. Совершенно невероятно для йети. Но то, что я вижу тоже невероятно. Хотя я еще не успел этого осознать.

Девочка смотрит прямо на меня, хотя, конечно, не видит. Я отвожу глаза просто для того, чтобы ее не пугать. Но она смотрит прямо на меня и вдруг громко говорит:

— Диду!

Я молчу, не зная, как отреагировать, а Постреленка повторяет: